DWТемный Мир

Утром я здорово промокла под дождем. Мама мне говорила: бери зонт, но я, конечно же, не взяла. Не люблю зонты. Ужасно мешают. Они на картинках или в руках у других хорошо смотрятся, но на деле таскаться с этой штуковиной – задача не из простых. Для меня, во всяком случае. Предпочитаю, чтобы руки были свободными. Даже в школу до сих пор хожу с рюкзаком, хотя среди наших девчонок уже в седьмом классе рюкзачок считался неприлично детским аксессуаром. А теперь впереди девятый. Так что носят они всяческие клатчи и микроскопические ридикюли, а то и пакеты, и на меня поглядывают с едва заметным удивлением. Но я изменять своему уникальному стилю не собираюсь.

Дома уже никого не было. Никого из людей, я имею в виду - родители ушли на работу, Ритка ускакала в свой институт, и только Феофан угрюмо сидел в своей клетке и шуршал опилками. Феофан всегда дома, кроме тех случаев, когда я выношу его гулять во двор. Но он морская свинка, и у него выбора нет.

На кухонном столе лежали мятый стольник и записка:

«Купи пжлст огурцов, хлеба и еще чего-нибудь. И зонт возьми! М.»

«М» - это мама. Ритка тоже «М», потому что Маргарита, но она не оставляет мне записок, а если и оставит когда-нибудь, то подпишется точно не так. «Чего-нибудь» - это продуктов. Схожу, само собой. Но зонт все равно брать не буду.

Мокрую куртку повесила в коридоре, а джинсы отправила было в стиральную машину, где уже что-то лежало. Конечно, мама с утра положила, а включить забыла, как всегда. Затем я подумала, что устраивать стирку сейчас не имеет смысла – где потом сушить, не в комнате же? – а на улице все равно грязно, поэтому просто бросила джинсы на тумбочку. Мне ж еще за огурцами идти.

Если бы родители были дома, мне непременно пришлось бы принять горячий душ, чтобы не простудиться. Наверное, так и следовало поступить, но я просто вытерла волосы полотенцем.

А из рюкзачка, не того огромного, с которым обычно хожу в школу, а маленького, почти плоского, из блестящего синего лаке – мама сшила мне его на прошлый день рождения – извлекла на свет дневник с годовыми оценками и подписью классной.

Дневник у меня тоже уникальный. Почти всю обложку я разрисовала разноцветными осьминогами, птицами и морскими звездами, в основном в фиолетовых, синих и ядовито-зеленых тонах, а вокруг рисунков налепила наклейки с улыбающимися рожицами и разными животными. Учителя, включая классную, поначалу возмущались и ругались, увидев такое творчество, но поскольку училась я хорошо, махнули рукой на мои попытки самовыражаться.

Дневник я положила на полку – родители сами посмотрят, если захотят. А я к нему больше не прикоснусь. Ненавижу школьные дневники. И обложку совсем не жалко.

***

Дождевые капли усердно барабанили по подоконнику, стекали по стеклу и создавали печальное и романтическое настроение. То есть, я усиленно пыталась вызвать у себя настроение, соответствующее погоде, но оно получалось приподнятым и даже радостным. Еще бы, меня ожидало лето, целых три месяца свободы и приключений. Впрочем, насчет последнего я несколько сомневалась. Я не побываю ни на море, ни в столице, не говоря уже о других, далеких и неведомых странах, я не проведу это лето на даче, потому что дачи у нас нет. Я не стану сидеть допоздна во дворе с гитарой и сигаретой в компании других подростков, потому что такое времяпрепровождение мне попросту скучно. Меня не отправят даже к бабушке в деревню, потому что никакой бабушки в деревне у меня тоже нет. Это будет самое обычное, и, как всегда, самое прекрасное лето в моей жизни.

Решение сделать новую прическу пришло неожиданно. Так бывает: ни о чем таком не думаешь, и вдруг словно что-то толкает в спину: вперед, давай, тебе это нужно, и не спрашивай, почему и зачем! Прихватив гребень и заколки, я вышла в комнату Ритки, потому что там, в отличие от моей, имелось огромное, во весь рост, зеркало.

И в том зеркале я увидела птицу. Она сидела на подоконнике и смотрела через окно в комнату. Точнее, смотрела она в зеркало, и как мне показалось на мгновение – на меня. Черная птица, галка или ворона – я позже задумывалась несколько раз, к какому же виду она принадлежала, но не могла вспомнить, как именно та птица выглядела. Она так и осталась для меня «просто черной птицей».

А потом птица исчезла. Наступила тишина, такая, какая бывает только в самую глухую ночь или в самый жаркий полдень - прекратился дождь.