|
АНЮТИНЫ ГЛАЗКИ
|
|
| Исидора | Дата: Суббота, 18.05.2013, 12:30 | Сообщение # 1 |
 Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Название (временное): Анютины глазки
Автор: Исидора Коварубио де Лос-Льянос
Жанр: Исторический любовный роман, возможно с элементами детектива
Бета: я сама себе бета
Степень критики: средняя
Аннотация: Действие происходит в России где-то ближе к концу 19 века, со временем я пока не определилась. Роман в процессе, доброжелательные отзывы, надеюсь, помогут мне в работе.
|
|
| Исидора | Дата: Суббота, 18.05.2013, 12:35 | Сообщение # 2 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| 1.
- Ну, Алиночка, вели Наташе начинать сборы. Мы едем в Петербург, - сказала как-то за обедом Марья Андреевна. Она любила эффекты – и не ошиблась; Алина поперхнулась супом, но, едва откашлявшись, издала ликующий вопль:
- В Петербург!! Мама!! Наконец-то!!
- Елизавета Борисовна прислала приглашение, - улыбнулась восторгу дочери Марья Андреевна.
-Льветарисна! – воскликнула Алина, называя петербургскую тетушку так, как она и Аня привыкли с детства. – Приглашение!! Ур-ра!!! – Радость ее нарастала, как снежный ком; она подпрыгивала на стуле; ей явно было уже не до обеда: не терпелось броситься в свою комнату и велеть горничной начать укладывать вещи.
- Ну, хватит волчком вертеться, - сказал отец, Илья Иванович Березин, - Алинка, тебе говорю!
- Не Алинка, а Алина! – надула губки та. – И даже не Алина, а Алина Ильинична.
- Ильиничной станешь, как поумнеешь хоть маленько.
- Мама!..
- Друг мой, - вмешалась Марья Андреевна, переходя на французский, - зачем вы опять обижаете Алину?
- Да кто ж ее обижает? – отвечал по-русски ее муж. – И ничего такого я не сказал. Просто я бы на ее месте немного у старшей сестры уму-разуму поучился, а не о столицах бы мечтал.
- Может, Аня, по-вашему, папенька, и умная, а вот мне ее ума не надо! – сказала Алина. – Не хочу, как она, старой девой остаться!
- Ты-то уж точно не останешься, - засмеялся Илья Иванович, кидая, однако, быстрый взгляд на молчаливую старшую дочь. – Такая егоза враз замуж выскочит. И Льветарисна не понадобится. Так что – отправляйся с Богом с маменькой, и чтоб без жениха не возвращалась! А мы уж с Нюшей тут останемся.
- Анна поедет с нами, - заявила вдруг Марья Андреевна, заставив Аню отложить в сторону нож и вилку. – И не спорь, мон ами.
Мон ами и так никогда с нею не спорил; если уж Марья Андреевна решала что-то, всегда было по ее. Однако на этот раз он решился, снова посмотрев на старшую дочь, что-то промямлить; и тут же получил несколько самых веских доводов в пользу поездки Анны в столицу.
- Во-первых, дорогой, девочкам будет веселее вдвоем; во-вторых, я все еще питаю надежды, кои вы уже утратили, мон шер, пристроить Анну замуж (от этого «пристроить» Аня вздрогнула и почувствовала, как краска заливает щеки); наконец, в-третьих - сама Елизавета Борисовна в письме настоятельно просит привезти Анну Ильиничну в Петербург.
Безусловно, подумала Аня, то, что было «в-третьих», было самым главным аргументом; Льветарисна очень любила ее и искренно желала ее счастья; забыла маменька упомянуть и еще один довод: пересуды соседей: как же, отправилась в столицу с младшей дочкой-красавицей, а старшую, бедняжку, уж начавшую засыхать в девушках, не взяла!
Что касается того, что было выдвинуто маменькой «во-первых» и «во-вторых», то это было смешно. Никогда Марья Андреевна не желала замужества Ани; а, что касается Алининой веселости, то для нее старшая сестра совсем не нужна.
Хотя, посмотрев на сияющую Алину, Аня подумала, что, возможно, без ее желания маменька бы этот аргумент не выдвинула. Младшая сестра поймала ее взгляд и торжествующе высунула язык, и Аня горько усмехнулась про себя. Конечно, Алине нужен свидетель – свидетель того головокружительного триумфа, который она мечтала иметь в Петербурге; и кто мог быть лучшим в таком деле, нежели незамужняя старшая сестра, от души Алиной нелюбимая?
- Душа моя Нюша, что скажешь? – обратился между тем к Ане отец. – Я, дорогая, готов тебя отпустить, ежели ты сама не против. Хоть и надеялся с тобой всласть наохотиться, как в прошлом году... Ну, что? Поедешь с мамой и сестрой?
- Я... – начала было Аня, но вмешалась Марья Андреевна:
- Какие могут быть у ней возражения, мон шер? Что лучше: киснуть здесь посреди зимы от скуки, - или побывать в столице на самых прекрасных балах?
Аня промолчала. Хотя и могла сказать, что она вовсе никогда не скучает зимою в Шмахтинке: здесь и чтение, и рояль, и перо с бумагою, - и охота, любимая ею и батюшкой. И, наконец, здесь – он, Андрей, и как же не хочется покидать его!
Но спорить с маменькой бесполезно, придется собираться и ехать.
- Я поеду, папа, - промолвила она тихо.
- Вот и хорошо, Нюшенька, - ласково глядя на нее, сказал Илья Иванович, - с Богом, дорогая. Глядишь – не одной Алинке жених выпадет.
- Не Алинке, а Алине, papa!..
«Любимый мой Андрей! – писала по-французски в своей комнате вечером Аня. – У меня плохая новость: мы уезжаем в Петербург: я, маменька и Алина. Как тяжко мне расставаться с тобою, единственное счастье мое! Как не хочется ехать в столицу! Но придется. Алине пора искать жениха, возможно, у Елизаветы Борисовны есть уже кто-то на примете. Маменька и меня хочет пристроить (что за отвратительное слово!), но я ни за что не пойду замуж, мне нужен только ты, мой любимый!
Мы выезжаем завтра утром, если ночью не заметет. Не знаю, успею ли я положить письмо в наше место, но надеюсь, что мне это удастся...»
- Все пишешь? – раздался сзади голос Алины, и Аня вздрогнула, быстро прикрыв лист рукой. Алина обладала неприятной манерой входить в комнату без стука, а, поскольку походка у нее была легкая, вполне могла подкрасться незаметно. – Стишки снова?
- Да, стихи, - ответила Аня раздосадовано.
- Ну-ну, - Алина прошлась по комнате. Она была уже в полупрозрачном пеньюаре зеленоватого цвета, который не скрывал ни высоты роста, ни стройности фигуры, ни округлых бедер, ни длинных ног, ни высокой маленькой крепкой груди. Русые волосы волнами распущены по плечам; яркий пухлый рот улыбается, и блестят ровные мелкие зубки; большие зелено-голубые глаза сияют на белоснежном лице, - русалка, вдруг обретшая ноги, да и только.
Аня подумала, сколько будет у сестры поклонников, стоит ей только появиться в свете, - подумала без зависти, просто констатируя тот факт, что Алина очень красива. Эта красота всегда бередила Анино сердце, заставляя его сжиматься щемящей тоской, - сходство Алины с Андреем было очень велико.
Сама Аня не могла похвастаться ни ростом, ни фигурой, ни лицом. Она была, как говорят в народе, «от горшка два вершка», ну, разве что чуть-чуть повыше; фигура у нее была мальчишеская: узкие бедра, широкие плечи, и это при худобе почти болезненной. Она была вся в мать, и с детства прозвана татаркой: кожа смуглая, волосы черные и совершенно прямые; и, наконец, карие, как-то странно расположенные, глаза: очень широко расставленные, узковатые и приподнятые к вискам.
Андрею они нравились; он говорил, что в них есть что-то восточное, таинственное; «они загадывают тебе загадку, и ты тщетно стараешься разгадать ее...» Но сама Аня считала и свои глаза, и всю свою внешность крайне заурядной и незаметной.
А уж рядом с яркой красотой Алины - и говорить нечего.
- Ты уже собралась? – спросила младшая сестра.
- Да.
- Маменька сказала: выедем пораньше, чтоб засветло добраться. Только бы метели не было!
- Дай Бог, не будет.
- Дай Бог. – Алина села на краешек разобранной постели сестры, потянулась всем гибким девичьим телом, зевнула. – Льветарисна пишет: в этом году в столице очень много молодых холостяков из хороших семей. Выбирай, не хочу. Так что, может, и тебе повезет, сестрица.
- Ты же знаешь: я замуж не собираюсь.
- Ну, да. Неужели все об Андрее думаешь?
- Тебя не касается, - резче, чем собиралась, сказала Аня.
- Дурочка, хватит уж мечтами-то несбыточными жить. Что было – того не вернешь. Жизнь продолжается, дорогая! Погоревала – и хватит.
- Твоего горя точно на неделю хватило, - сказала Аня, вставая. Губки сестры обиженно искривились:
- Неправда! Я просто умею свои чувства скрывать. Не то, что некоторые.
Аня вздохнула:
– Иди, Алина. Пора ложиться – и тебе, и мне. Завтра в дорогу, вставать рано. – Она подошла, поцеловала горячую Алинину щеку, небрежно подставленную: - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - и Алина выскользнула из ее комнаты, бросив, однако, на стол и лист бумаги на нем полный любопытства взгляд.
«...Прощай, любимый мой Андрей! Я буду думать только о тебе, и о том, что, как бы долго ни длилась разлука, я вернусь обязательно!
Твои навсегда, Анютины Глазки.
PS. Как ни хочется ехать в Петербург, но есть там у меня дело, которое рано или поздно нужно было бы сделать. Я обещала тебе пять лет назад, и не думай, что забыла об этом.
Ты знаешь, о ком я говорю, любимый: это Р. Тот, из-за которого погублено наше с тобою счастье. Увижу ли я его в столице? Бог весть; но встретиться бы хотелось».
|
 | |  |
|
| Исидора | Дата: Воскресенье, 19.05.2013, 12:39 | Сообщение # 3 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| 2.
Графиня Ирина Павловна Раднецкая, пылая гневом и сверкая бриллиантами, в полном бальном туалете, - и оттого еще более красивая, чем всегда, - ворвалась, даже не соизволив постучаться, в кабинет мужа.
- Я желаю говорить с вами, Серж! Немедленно! – сказала она задыхающимся голосом по-французски.
Управляющий, Глеб Игнатович, вскочил, глядя на нее со смешанными чувствами изумления и восторга. Но ее муж, граф Сергей Александрович Раднецкий, хоть и поднялся тоже с кресла, стоявшего во главе письменного стола, лишь скучающе поднял бровь и скрестил на груди руки.
- Вы забыли о нашем договоре, мадам.
- Плевать мне на договоры!
Он поморщился.
- Боюсь, мадам, что я сейчас занят. Отложим разговор, - холодно произнес он по-русски.
- Нет, сейчас! Я не могу ждать! – продолжала Ирэн на французском. Сергея коробило ее незнание родного языка; если она и говорила на нем, то путала слова и грассировала, надо не надо, так, что понять ее было почти невозможно.
- Э-э... Ваше сиятельство, я могу и в другое время зайти, - пролепетал Глеб Игнатович, не понимая, но догадываясь, чего хочет жена патрона, - обычно уверенный в себе, сейчас он был полностью ослеплен ею. – Разрешите откланяться.
- Хорошо. Иди, Глеб Игнатович. Продолжим завтра, - сказал Сергей. Когда управляющий, низко кланяясь, вышел, он показал жене на кресло напротив письменного стола. Когда она села, шелестя бальным платьем, граф опустился вновь в свое кресло и произнес:
- Я слушаю вас, мадам.
Ирэн молчала, нервно стягивая с руки длинную перчатку. Сергей невольно следил за движениями жены; но, когда обнажилась эта рука, нежная и необычно тонкая в кисти, с кожей, не менее белоснежной, нежели облегающая ее ткань, он едва подавил гримасу отвращения.
- Я слушаю вас, - повторил он.
Она зло скомкала перчатку в пальцах.
- Я все знаю.
- О чем?
- О вас и об этой... как ее?.. Ольге Шталь.
- И что же вам известно? – холодно осведомился он, - он говорил, как всегда с нею, по-русски, а она – по-французски; выходило смешно и нелепо. Но Сергей не мог пересилить себя и вести беседу на французском; это было бы уступкой Ирэн, - а любая уступка ей означала поражение.
- Вас видели в ее заведении. И не один раз. Это... непристойно! Я пожалуюсь на вас государю!
Он пожал плечами:
- Жалуйтесь сколько вашей душе угодно. Не вижу здесь ничего непристойного.
- Как вы можете?! Вы делаете это нарочно! Вам нравится, когда о вас судачат! Но вы забываете, что это порочит не только вас, но и меня! Честь нашей семьи...
- Вам ли говорить о чести? – презрительно бросил он. Эти разговоры между ними велись уже не единожды, и безмерно утомили его. – И, тем более, о семье, - добавил он с горечью.
Она взвилась эринией:
- Вы не смеете упрекать меня в этом! Я сделала все, чтобы быть вам хорошей женой, Серж!..
- И хорошей матерью? – спросил он. Она осеклась и прикусила губу. Затем произнесла:
- Не будем сейчас о Николя. Речь не о нем.
- Почему же нет? Коля наш сын, наследник, - и не это ли главное, что связывает нас, раз уж вам угодно именовать наши отношения семьею?
Пальцы Ирэн мяли, тянули и рвали тонкую ткань перчатки.
- Я не могу покинуть двор, чтобы съездить к нему! - воскликнула она срывающимся голосом. – И вы это прекрасно понимаете!
Граф откинулся на спинку кресла и снова скрестил руки на груди:
- Нет, не понимаю, мадам. Государю вы уже не нужны, - и давно. Вы вполне могли бы оставить Петербург и съездить к сыну в Гурзуф.
Ирэн вздрогнула, будто он дал ей пощечину; лицо и шея пошли некрасивыми красными пятнами.
- Это неправда! Все, что говорят о нем... и этой дурочке Елене Кунаевой, - неправда! – истерично взвизгнула она.
- Мне это все равно, - презрительно перебил ее муж. – Мне важен Коля. Его здоровье, его счастье. Он скучает по вам. Вы могли бы хотя бы несколько раз в год ездить к нему.
- Я съезжу, - быстро произнесла Ирэн. – Весной. Когда снег сойдет.
- Я запомню, что вы это сказали.
Она вдруг встала, перегнулась через стол и положила узкую ладонь ему на плечо.
- Серж, если я обещаю, что поеду... Вы станете другим? – спросила она грудным голосом, который раньше сводил его с ума и заставлял сердце колотиться как бешеное. – Вы вернете мне свою пылкую любовь? О, Серж... То, что было между мною и его величеством... Я не могла отказать ему, вы должны понять это. Я была так юна, так наивна...
Сергею очень хотелось стряхнуть ее руку, как стряхивают мерзкое насекомое. Он резко встал:
- Если это все, мадам, то прошу меня простить, у меня еще есть дела.
Облако пробежало по ее прекрасному лицу, но она тотчас обольстительно улыбнулась:
- Хорошо. Я вас оставлю, Серж. Но помните: дверь моей спальни всегда открыта для вас.
Она исчезла за дверью, а Сергей прошелся по кабинету. Перчатка Ирины валялась на ковре; он поднял ее кончиками пальцев, брезгливо - и швырнул в корзинку для ненужных бумаг и мусора.
Но на руках остался аромат ее духов. Когда-то он пьянил графа больше любого вина. Теперь и этот запах вызывал тошноту. Захотелось немедленно вымыть руки, словно они испачкались.
«Двери вашей спальни открыты для меня! Да; но почему бы, дорогая Ирэн, вам не добавить также, что они открыты еще и для государя императора? И для других, молодых и наглых? Вы просите меня о любви! Какая чушь! Когда же вы поймете, мадам, насколько вы омерзительны мне, со всей вашей красотой, бархатным голосом и обворожительной улыбкой?»
Боже, как же она глупа! Вернее, не так, - как он был глуп, что не замечал этого, когда влюбился в нее без памяти и попросил ее руки!
И эта сцена при управляющем... Глеб Игнатович, конечно, никому ничего не скажет; но ведь на его месте мог быть кто угодно! А он, Сергей, заключил с Ирэн договор: всегда вести себя на людях и при слугах чинно, - или, как говорят в народе, никогда не выносить сор из избы. Никто не должен знать о том, что творится на самом деле в семье графа Раднецкого!
Граф сел и принялся писать письмо Коле в Гурзуф. Коля уже умел читать, хотя ему совсем недавно исполнилось пять с половиной. Он был умным и сообразительным не по годам. Сергею вдруг страстно захотелось увидеть сына, прижать к себе хилое, тоненькое, как стебелек, тельце, поцеловать темную кудрявую головку, пойти с мальчиком на море...
Но, как флигель-адъютант его величества, он не мог так просто покинуть столицу. Возможно, весной... Он представил, что Ирэн захочет поехать с ним, - хотя в это и мало верилось, - и содрогнулся. Терпеть ее совсем рядом столько дней... Невыносимо. Он уже проходил однажды через это, - и во второй раз чувствовал, что не выдержит этой пытки.
Он дописал письмо, вставил перо в серебряную чернильницу и посмотрел на часы на стене. Восемь вечера. Ирэн отправилась на бал и вернется не раньше трех ночи.
Интересно, откуда она узнала об Ольге Шталь? У нее было весьма респектабельное заведение, а не простой бордель, на Итальянской; но Сергея привлекали не работавшие в нем девицы, а сама Ольга - открытая, добродушная и веселая. Между ними была большая разница в возрасте, - ему тридцать, ей сорок четыре, - но он никогда не думал об этом. Возможно, она нравилась ему так потому, что была полной противоположностью высокой золотоволосой стройной Ирэн, - маленькая, пухленькая брюнетка.
Сергей поморщился, представив, как жена нажалуется на него императору, и тот наверняка сделает своему адъютанту выговор.
Придется, как это ни противно, что-то придумать, чтобы при следующем посещении заведения на Итальянской его не узнали.
Он шагал через анфиладу личных покоев, мрачно сдвинув брови. Если бы он мог бросить все здесь – и уехать к Коле в Крым! Увы, об этом можно только мечтать. Так же, как о том, что когда-нибудь он обретет настоящую семью и станет счастлив с нею.
Сообщение отредактировал Исидора - Воскресенье, 19.05.2013, 12:42 |
| | | |
|
|
| Исидора | Дата: Воскресенье, 19.05.2013, 13:44 | Сообщение # 5 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Marytanna, спасибо большое! Очень рада первому читателю романа (помимо моей лучшей подруги)! 
Цитата (Marytanna) Сколько вопросов надеюсь получить на них ответы в продолжении |
|
|
| Исидора | Дата: Воскресенье, 19.05.2013, 15:06 | Сообщение # 7 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Marytanna, это хорошо, когда читатели клянчат проду, это очень стимулирует.  
|
|
|
| Исидора | Дата: Воскресенье, 19.05.2013, 17:38 | Сообщение # 9 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Цитата (Marytanna) А ты не даешь
Пока нетути 
|
|
| Исидора | Дата: Вторник, 21.05.2013, 22:01 | Сообщение # 10 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Прода!
3.
Льветарисна, как называли ее Аня и Алина, или Елизавета Борисовна Лисицына, была генеральскою вдовою и персоной, хорошо в Петербурге известной, и принятой даже в самых высоких кругах. Мужа ее, скончавшегося лет сорок тому назад, мало кто помнил; тот дослужился, вернее – дотянул, без всяких подвигов на поле брани, - до генерала; в шестьдесят с лишком лет взял восемнадцатилетнюю сироту, девицу Лизоньку Баскову, замуж; да месяца через три умер, оставив молоденькую жену вдовою, причем несметно богатою.
Елизавета Борисовна замуж больше не вышла; скорбя о почившем супруге, она оделась в черное и велела обить черным крепом портрет мужа в парадном мундире, висящий в большой нижней зале ее петербургского дома. С тех пор и генеральша, и этот портрет траура не снимали. Более того, - Елизавета Борисовна частенько вспоминала «своего Дмитрия Ивановича», к месту и нет, так, будто прожила с ним не три месяца, а, по крайней мере, лет десять.
Ее многие считали чудаковатой, однако, не в глаза; очень высокого роста, полная, с необъятною грудью, большими глазами навыкате и голосом, подобным иерихонской трубе, даже когда говорила тихо, она сама походила на гренадера и невольно вселяла в собеседников уважение и даже боязнь.
Илье Ивановичу Березину генеральша приходилась свояченицей по первой жене. Вторую жену его, Марью Андреевну, она сразу невзлюбила, и нелюбовь эта, к обоюдному согласию обеих дам, не стала с годами слабее; но зато она обожала обеих его дочерей.
После того, как, лет десять назад, в результате пожара сгорел дом Березиных на Малой Садовой, Илья Иванович, по нехватке денег на восстановление своего петербургского жилища, перебрался насовсем в Шмахтинку, загородное поместье верстах в восьмидесяти от столицы. Сам он так приохотился к жизни в деревне, что стал настоящим затворником; но Марью Андреевну и своих дочерей отпускал в Петербург или Москву, ежели их приглашал кто-нибудь из родни. Чаще всего такие приглашения приходили от Льветарисны.
Еще одной причудой её была страсть к сватовству; и тут она самых первых петербургских мастериц этого дела могла заткнуть за пояс. Она переженила всех своих дальних и ближних родственников обоего пола; потом взялась за хороших знакомых. Бесприданницам дарила приданое; если была нужда, помогала деньгами со свадебными торжествами. У нее была легкая рука, и не было неудач, - разве что с обручением Ани четыре года назад.
...И вот теперь настал черед и любимицы Льветарисны – Алины Березиной. Алине недавно исполнилось семнадцать, она была чудо как хороша, и тетушка, конечно, уже подобрала ей прекрасную партию, - уж не меньше, чем графа, а, может, и князя...
Так мечталось всю дорогу до Петербурга Алине и ее маменьке. И Льветарисна не обманула их ожидания: прямо в дверях, едва обняв и расцеловав гостий, объявила им своим зычным голосом, что у нее на примете двое женихов для Алечки, – оба красавцы, оба хороших фамилий; один, правда, всего лишь барон, но очень богатый, а второй – князь, и оба уже страстно желают познакомиться с младшею девицей Березиной.
- Как же ты похорошела, свет мой Алечка! – рокотала Льветарисна, - красавицей и в прошлую зиму была, а сейчас – ну, просто глаз не оторвать! Дай, еще раз тебя поцелую! И выросла! Гляди, с меня ростом не стань, милая; иначе мужчины бояться к тебе подходить будут.
Алина прыгала вкруг тетушки, как мячик; Марья Андреевна сменила обычную холодноватость на сладчайшие улыбки. Аня стояла чуть в стороне, молча стряхивая с капора хлопья снега, который, слава тебе Господи, повалил валом, когда Березины уже подъезжали к Большой Морской, где находился особняк генеральши Лисицыной.
- Ну, а что ты хмурая да бледная, Анюта? – спросила Льветарисна, оборачиваясь к ней.
- Извините, тетя. Устала чуть-чуть.
- Устала? Ничего, за семь дней отоспишься-отдохнешь. У меня новость, от которой любое девичье личико заалеет. Через неделю бал в Николаевском зале Зимнего; приглашение есть, так что, Алечка, и ты, Анюта, вы обе непременно там будете! А до того времени постараемся вам гардероб справить побыстрее, благо, три француженки-портнихи меня обшивают. Ты что, Марья Андревна, вроде как улыбнулась ехидно? Нет, показалось мне? Да ладно, вижу ж тебя насквозь! Усмехаешься, что, мол, я траур ношу, и чего меня иностранкам обшивать? А это моя такая прихоть... Алечка, Анюта, завтра с утра всех мадам позову, будем ткани выбирать и примеркой займемся. А пока – по своим комнатам, переодевайтесь, да через полчаса к ужину вас жду.
«Любимый мой Андрей! Ты получишь это письмо нескоро, но я не могу не написать тебе. Вот и добрались мы благополучно до Петербурга. Через неделю будет бал, на который мы приглашены. Алина вне себя от восторга и предвкушения. Думаю, у нее не будет отбоя от поклонников. Видел бы ты ее сейчас! Она за эти пять лет превратилась в настоящую красавицу. И как же она похожа на тебя, любовь моя!..»
- Можно к тебе, Анюта? – послышался за дверью голос Льветарисны.
- Заходите, тетя, - Аня поспешно промокнула лист и спрятала его под бювар.
Льветарисна вошла в комнату.
- Как устроилась, голубка, на новом месте?
Девушка улыбнулась. Комната эта всегда была ее, Аниной, когда они приезжали гостить к Льветарисне; здесь Ане была знакома каждая половица; так что вопрос об устройстве был совсем ни к чему.
- Замечательно, тетя. Спасибо вам.
- Ну, и хорошо. А пишешь кому?
Аня почувствовала, как щеки заливает предательский румянец.
- Никому. Я... я собиралась papa написать. Что мы добрались, и что все хорошо.
- Отцу – это хорошо. – Льветарисна прошлась по комнате. Затем подошла к Ане и приподняла ее лицо за подбородок:
- Девочка моя, я думала, за этот год ты хоть немного поправишься да румяной станешь. Вон твоя сестра – наливное яблочко! А у тебя... дай-ка пощупаю... вон, косточки на ключицах – как у цыпленка дохленького торчат. Не дело это, Анюта!
- Я просто малоежка, тетя...
- Малоежка она! И малосоня – вон какие под глазам круги. И отчего ж это все?
- Не знаю...
- Зато я знаю. И почему четыре года назад ухаживания Льва Горского отвергла. А ведь такой был жених!.. Это все Андрей. Так ли?
- Н-нет, тетя, - пыталась освободить пылающее лицо от крепкого тетиного захвата Аня. – Вовсе нет.
- Да будет врать-то, девочка! Все он. Сколько ж можно? Пять лет прошло. Погоревала, поплакала – и будет. Тебе двадцать четыре, о будущем думать надобно, а не прошлым жить. Да и не могло меж вами ничего быть, - сама знаешь. Грех большой.
Аня встала и твердо взглянула в выпученные добрые глаза Льветарисны:
- Не могу я его забыть! Любила и люблю. И ничего не могу с собой поделать!
Тетя вдруг привлекла ее к себе, обняла, поцеловала в лоб:
- Анюточка, я разве не понимаю? Материнское это в тебе, не березинское. Она тоже такая была – однолюбка. Да и я вот, как полюбила Дмитрия Ивановича, - так на всю жизнь. Пусть злые языки мелют, что я с ним без году неделю прожила, - зато неделю эту счастлива была и любима, как другая жена за двадцать лет не будет. Что стар он был, а я молода, судачат... Летами он был стар, - а душою молод, может, и моложе меня. Да и что молодые? Волокиты, охальники, бретеры. А человек в летах о таком уж не думает. Ему главное – семья, жена... Так что, Анюта, все страдание я понимаю. Но понимаю и то, что семья каждой женщине нужна, и детишки тоже. Вот гадают: чего я, на старости лет, всех женить удумала? Это во мне то самое, материнское. Что выхода не нашло. Мне ведь каждая пара, что венчается по моему старанию, - словно мои детишки. Смотрю на них, молодых и счастливых, – и душа радуется. Так что, Анюточка, горе горем, а ты переступи, перешагни! И дальше иди. Прошлое не забывай, коли не можешь, но будущим не пренебрегай. Ты еще молодая, красивая. Не верти головой – красивая, я сказала! Выйдешь замуж, детишки пойдут – и все наладится.
Аня молчала, прижавшись щекою к пышной тетиной груди. Разумом она понимала – Льветарисна права. Но сердце обливалось кровью, кричало: «Нет!! Не могу!! Не могу и не хочу!! Другого не будет!! Никогда!!»
Когда тетя вышла, Аня подошла к большому старинному гардеробу, распахнула тяжелые створки. Это висело где-то здесь... Она перебирала одежду на вешалках, пока не нашла нужное. Вытянула из шкафа. Одежда мальчика, - на одном из костюмированных детских рождественских праздников лет шесть назад она надевала ее. Они разыгрывали тогда сказку, придуманную Андреем. Главным героем был Иван-простак. Ему достались в конце полкоролевства и рука принцессы,- в роли которой выступала, конечно, Алина, - и его играла она, Аня.
Здесь были тулупчик, шапка-ушанка, валенки, рубашка и нанковые панталоны. Наряд мальчика из простонародья.
Аня нахлобучила ушанку, примерила рубашку, панталоны, надела тулупчик, подвязала его кушаком. Не удивилась, что прекрасно влезла во все это; тогда она была даже полнее, - ведь Андрей еще был с ней... Он тоже играл в том спектакле, короля. Как красиво сидела корона на его русых волнистых кудрях! А с каким поистине королевским величием он перебрасывал через руку длинную мантию, произнося свой монолог!.. И как потом они трое – она, Алина и он, - весело смеялись, возвращаясь домой!..
Аня сняла одежду, аккуратно повесила на вешалку и убрала обратно в шкаф. Этот наряд может ей понадобиться. Она решила до большого бала обязательно сходить в одно место. Может быть, удастся даже завтра. Льветарисна предложила маменьке и Алине поехать завтра вечером в гости к Мещерским, а она, Аня, может сказаться больной... И отправиться туда. Может быть, она даже встретит его...
Она почувствовала нарастающее возбуждение. В Петербурге ли он? Наверняка да, раз государь здесь. Она может повстречать его где угодно.
Она села за письменный стол, достала лист из-под бювара и продолжила писать:
«Милый мой Андрей! Ты знаешь, что я согласилась на эту поездку не просто так. Уверена, Р. здесь, в Петербурге. Я еще не знаю, как и где... но я встречусь с ним. Обязательно.
Твой пистолет всегда со мной. Я слежу за ним, чищу и ухаживаю. Любимый, возможно, он мне скоро пригодится.
Твои навек, Анютины глазки».
Сообщение отредактировал Исидора - Вторник, 21.05.2013, 22:03 |
| | | |
|
|
| Исидора | Дата: Вторник, 21.05.2013, 23:02 | Сообщение # 12 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Marytanna,  Постараюсь писать быстрее, но обещать не могу. 
|
|
|
| Исидора | Дата: Вторник, 21.05.2013, 23:28 | Сообщение # 14 |
|
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| Marytanna, скоро узнаем, кто живой, кто мертвый. Дай срок.
Спасибочки за отзывы!
|
|
| Marytanna | Дата: Среда, 22.05.2013, 00:05 | Сообщение # 15 |
 Курулевна флуда
Группа: Админ
Сообщений: 5249
Статус: Скоро вернусь
| Цитата Marytanna, скоро узнаем, кто живой, кто мертвый. Дай срок.
Не могу этот срок пережить. Уж больно любопытно. Я вообще такие романы люблю. О России. И именно наших авторов, а не когда пишут зарубежные. Россию нужно знать, прочувствовать, понимать и любить. Спасибки тебе за такой роман. Их мало есть
 
|
|
