Исидора | Дата: Суббота, 25.05.2013, 22:54 | Сообщение # 21 |
Приближенный
Группа: Подданые
Сообщений: 29
Имя: Арифя Хасянова
Статус: Скоро вернусь
| 4. - Что скажешь, Глеб Игнатович? – спросил Сергей, надвигая пониже на глаза потрепанный заячий треух. - Что сказать, ваше сиятельство; вылитый мой Агафон. Граф усмехнулся. Похоже, его задумка оказалась вовсе не так плоха. Глеб Игнатович сегодня привел с собой помощника; тому дело нашлось до утра: разбирать в кабинете Раднецкого документы. Сергей же надел верхнюю одежду приказчика, который был примерно одного с ним роста и сложения. Глебу Игнатовичу граф сказал, что собирается на маскарад; поверил ему управляющий или нет, было непонятно, - старик был немногословен и умел скрывать свои чувства не хуже Раднецкого; но в том, что Глеб Игнатович не проболтается, Сергей не сомневался. Поутру они должны были встретиться неподалеку и вместе вернуться в особняк; Сергей уже предупредил прислугу, что к восьми управляющий придет к нему вновь. Они благополучно прошли через залы и вышли через заднюю дверь. Было около девяти; вечно заспанный лакей отворил им и выпустил в необычно теплый после вчерашней метели зимний вечер, дохнувший им в лицо петербургской сыростью, - резкой, столь характерной для северной столицы, переменой погоды. - Ишь, теплынь-то какая, - сказал Глеб Игнатович, пока они, управляющий – впереди, Раднецкий – позади, как положено лицу подчиненному, - шли к воротам. – Вот вам и зима! Враз снег развезло. Не поскользнитесь, ваше сия... – Он оборвал; они были уже у ворот. Одна из створок была распахнута, и сторож, Семен, высокий кряжистый мужик, находился не на своем обычном посту, а за воротами. В одной руке у него качался фонарь, а другой он держал за шиворот кого-то, очень маленького роста, и что-то гудел. - Семен Нилович, чего там у тебя? – спросил Глеб Игнатович, подходя ближе. Сергей все так же шел за ним. Семен оглянулся: - Да вот, Глеб Игнатыч, мальчишка больно подозрительный. Наподдать ему, што ли, чтоб не молчал, ровно язык проглотил? – Сторож встряхнул свою добычу так, как встряхивает собака попавшую ей в пасть дичь. – Вертелся он тут, у ворот, долго. Потом, как я вышел, узнать, чего ему надобно, меня начал расспрашивать, Да все про их сиятельство... - Что же он спрашивал? - Да вот, Глеб Игнатыч, дворец ли это их сиятельства, да где их сиятельство сейчас... Раднецкий кашлянул, привлекая внимание управляющего и, когда тот обернулся, сделал рукой незаметно знак, сразу стариком понятый. - Ты вот что, Семен. Иди дальше карауль, а я мальчишку сам расспрошу, - произнес Глеб Игнатович. – Фонарь только дай. - Слушаюсь, Глеб Игнатыч. Да только крепче его держите, он верткий да шустрый. Как бы не вырвался да не сбежал. - Сергей, возьми фонарь, - скомандовал Раднецкому, пряча в вислых усах улыбку, управляющий, и взялся за воротник тулупчика пленника. Тот не сопротивлялся. Чуть наклоненная голова его, в ушанке набекрень, едва доставала Сергею до плеч. – Ну, постреленок, - продолжал Глеб Игнатович, делая знак Раднецкому, чтобы тот поднес к лицу пойманного фонарь, - не бойся. Говори: что тебе надобно? Что ты тут высматриваешь да вынюхиваешь? Мальчишке, видно, не понравилось, что его хотят рассмотреть; он начал вырываться, бормоча что-то, похожее на ругательства. Сергей все же осветил его лицо - и увидел чуть раскосые, не совсем русские глаза, злобно сощуренные, и искривленный рот. Кожа лица поразила его своей чистотой и нежностью, но он не успел задуматься над этим; Глеб Игнатович вдруг ойкнул, как от боли, и выпустил воротник пленника. Тот, не медля ни секунды, ударил Раднецкого каблуком по колену и бросился бежать по улице...
Аня остановилась не скоро. Ей все казалось, что эти двое бегут за нею. Когда же она перешла с бега на шаг и оглянулась, то увидела, что ни одного из воображаемых преследователей сзади не оказалось. Зато она находилась в незнакомом месте, судя по всему, где-то между Невским и набережной Невы. Улочки здесь были узкие, темные и пустынные. Она пошла наугад налево и вскоре вышла на довольно хорошо освещенную улицу, по которой, несмотря на позднее время, ездили сани и сновали прохожие. Здесь почти в каждом доме были кабаки и питейные заведения; пахло отбросами и нечистотами; мокрый снег был испещрен бурыми, коричневыми и желтыми пятнами в неровном свете фонарей; отовсюду доносились звон посуды, крики и хохот, а кое-откуда – или нестройные песни, или ругань и шум потасовок. Аня пошла быстро, торопясь поскорее пройти это неприятное место, стараясь глубоко не дышать, а также не поскользнуться и не упасть. По ее расчетам, она должна была скоро выйти к Исаакию, откуда до Большой Морской было рукой подать. Как же нехорошо получилось! А ведь все поначалу шло как по маслу. И из дома Льветарисны она ушла незамеченной, и особняк Раднецкого быстро нашла. Дернуло же ее за язык расспрашивать этого сторожа! А он возьми да и схвати ее. Слава Богу, ей удалось сбежать от этих двоих, что хотели ее допросить, а то неизвестно, чем бы все кончилось... Теперь Ане нужно было как можно быстрее попасть в дом Льветарисны; если она не вернется до возвращения тети, маменьки и Алины, то попадет не только ей, но достанется и Кате, - горничной, которая помогла ей выскользнуть из особняка незамеченной, да еще в таком странном наряде... Неожиданно из распахнутых дверей одного трактира вышвырнули прямо под ноги Ане совершенно пьяного мужика в одной посконной рубахе. Девушка в испуге шарахнулась; и тут же почувствовала, что ее снова схватили за шиворот, - уже в третий раз за этот вечер! - А что это такой мальчонка в поздний час один по улице шастает? – раздался над ее ухом неприятный вкрадчивый голос. – Думаю, тебе нужна компания, дружок. - И впрямь, - хохотнул другой голос, прокуренный и хриплый, и его обладатель вырос перед Аней, - судя по всему, моряк, в расстегнутом бушлате. Он был сильно навеселе и покачивался, как при качке. – Пойдем с нами, юнга! Будем одной командой! - Конечно, он пойдет, - вновь вкрадчивый. – Он получит рубль. Целый серебряный рубль, слышишь, милый? И всего-то за то, чтобы его новым друзьям было нескучно. Не бойся, мы тебя не обидим. Наоборот, кое-чему научим, а потом проводим тебя домой, дорогой. Ну-ка, дай тебя рассмотреть... – Анино лицо было повернуто сильными пальцами к свету из распахнутых дверей трактира, - и какое у тебя нежное личико!.. – И голос даже задрожал от возбуждения. – Мы с тобой славно повеселимся!.. Как они собираются с ней веселиться, Аня слушать не стала. Она использовала уже испытанный прием, - со всей силы наступила на ногу державшего ее вкрадчивого – и бросилась бежать. Однако не успела девушка сделать и двух десятков шагов, как нога ее поскользнулась, и Аня упала в зловонную лужу, полную помоев, только что выплеснутых из окон ближайшего кабака. Она барахталась, тщетно пытаясь подняться; а сзади уже приближались шаги и голоса. Вкрадчивый стал визгливым, он называл ее щенком и грозился ужасной расправой. А моряк отпускал такие сочные ругательства, что Аня не понимала ни слова, но смысл их был ясен: ей нет спасения, эти двое оказались пострашнее тех, от кого она сбежала от особняка Раднецкого. Ее пнули сапогом в ребра так, что у нее захватило дыхание; затем за грудки подняли из лужи и поставили на ноги. Кулак моряка, огромный, как кузнечный молот, оказался перед ее лицом, и она зажмурилась, ожидая неминуемого удара... - Не троньте мальчика! – услышала вдруг Аня женский голос с заметным акцентом. Открыв глаза, она увидела остановившийся рядом возок. Сидевшая в нем женщина в куньей шубе и белом пуховом платке указывала на Аню рукою, выпростанной из белой же песцовой муфты. - Отпустить его. Сразу. Ну! - Это еще что? – ощерился моряк. – Не лезьте в свое дело, мадама! - Я сказала: отпустить. Гуго... – дальше последовала команда на немецком, и кучер саней, огромный и толстый, поднялся, недвусмысленно постукивая по варежке ручкой длинного кнута. Моряк сплюнул, вкрадчивый отпустил воротник Аниного тулупчика. Они исчезли, как тени, растворившись в темноте ближайшего переулка. Анина нежданная спасительница поманила ее к себе: - Подойди. Аня нерешительно приблизилась. - Залезь, - чуть подвинулась женщина, показывая на место рядом с собою. – Ну, зачем стоишь? Залезь. Я уеду, они вернутся. Этот аргумент убедил Аню; она села рядом с женщиной, стараясь не прикасаться своей мокрой, дурно пахнущей одеждой к роскошной шубе незнакомки. - Не беспокойся, - сказала женщина и усмехнулась чему-то, - грязь к грязи не... липает? Так говорю? - Не липнет, - ответила Аня, хотя и не поняла, почему ее спасительница произнесла эту поговорку. - Правда. Не липнет, - кивнула головою женщина и крикнула: - Гуго! Тронь! Свистнул кнут; конь побежал. Они ехали не в ту сторону, куда было нужно Ане, но с нею столько всего случилось, она была в таком расстройстве чувств, что сначала даже не заметила этого. Она сидела, ощущая, как холод и вонючая влага пробираются сквозь хлипенький, - как сказал бы Андрей, «бутафорский», - тулупчик, и начиная постепенно мелко трястись и клацать зубами. Конь шел рысью; мокрые ошметки снега летели из-под копыт; Гуго порой вскрикивал что-то по-немецки, охлестывая его. - Мое имя Хельга, но ты называй меня Ольга, - сказала Анина спасительница. Аня кивнула, стараясь не слишком громко стучать зубами. - Что ты делала в таком месте? - Но я... – вздрогнув от этого «делала», запротестовала Аня, но Ольга вдруг откинула голову и добродушно рассмеялась, показывая прекрасные зубы: - Девочка, я не дура. Я поняла сразу, ты не мальчик. - Да, - сдалась Аня, - да, я не мальчик. И я просто заблудилась. Вышла погулять... - Ты хорошо говоришь, - заметила Ольга. – Ты не простая, ты хорошей семьи. Скажи: кто гуляет в такое время одна в хорошей семье? – Она лукаво подмигнула. - Я... – Аня не была уверена, что этой, на вид такой милой, женщине можно сказать хоть немножко из правды. – Я поссорилась с сестрой и маменькой. Мы приехали на днях. Мы играли с сестрой, в переодевание. Поэтому я так оделась. Потом пришла маменька и запретила нам играть. И я разозлилась и... сбежала. Я плохо знаю Петербург. Поэтому заблудилась. - Так, - произнесла Ольга, явно не поверив сбивчивому рассказу Ани. – Хорошо. Пусть будет это. А как твое имя? - Катя, - Аня назвала первое пришедшее в голову. - О! Екатерина. Красивое имя. Две русские императрицы были Екатерины. Я знаю. - Куда мы едем? – спросила Аня. - В мой дом. Ты дрожишь. Холодно. Мокрая. Тебе надо мыть, сушить. Так говорю? - Не совсем. Помыться. Обсушиться. - Да. Русский трудный. Я говорю много неправильно. Ты помоешься. Обсушишься. И поедешь с моим Гуго домой. А едем недалеко. Сейчас. Итальянская. - Итальянская, - повторила Аня. Они уже были недалеко; они как раз проезжали Михайловский сад. Конь остановился посредине Итальянской, у красивого дома розового камня. Гуго спрыгнул с облучка, подошел к железным воротам, ключом, который достал из кармана овчинного полушубка, открыл их створки. И вот возок проехал через подворотню и оказался во внутреннем дворе. Ольга и Аня вышли из саней и подошли к одностворчатой двери, которую Анина спасительница открыла своим ключом и шагнула вперед. - Пошли. Аня остановилась. До этого она следовала за Ольгой, как сомнамбула; но тут вдруг что-то заставило ее насторожиться. Ольга заметила ее колебания, улыбнулась: - Пошли, девочка. Не бойся. Это мой дом. Тут плохо тебе не сделают. Тебя никто не увидит. Обещаю. Слова «не бойся» Аня слышала за этот вечер уже в третий раз; и дважды они предвещали опасность. Не было ли опасности и в Ольге, и в этом ее предложении идти за нею в незнакомый дом? И что означала ее странная фраза: «Грязь к грязи не липнет»?.. Но Аня представила, что ждет ее, если она откажется от гостеприимства своей спасительницы, - и содрогнулась. Даже если она добредет до дома Льветарисны, - в чем девушка очень сомневалась... Если ее увидят в таком виде маменька и тетушка, - все пропало. Ее тотчас отошлют к отцу в Шмахтинку. И не видать ей больше Петербурга. А Ане теперь вовсе не хотелось возвращаться. Пока она не сделает то, зачем приехала... И она поспешила за Ольгой.
|
| | |
|